Я взялась за изложение своих впечатлений от замечательной игры "Великая Степь" сразу после возвращения домой (начало июля 2003). По-моему, она заслуживает самых хороших слов. Но найти эти хорошие слова оказалось нелегко - очень уж все необычно было в том мире, где мы ненадолго поселились благодаря стараниям замечательной команды мастеров из Воронежа. Поэтому этот отчет несколько запоздал. Но через год должно состояться продолжение, и я буду рада, если те, кто прочитает мой рассказ, захотят побывать в древней Монголии следом за первооткрывателями, которые на это отважились - и не пожалели, несмотря на проливные дожди и прочие отрицательные явления природы...
Только боги знают, отчего случилось у нас моровое поветрие, известное под странным именем "недозаезд". Многие игры он поражает, но здесь достиг почти катастрофического уровня. Впрочем, как часто бывает, худое обернулось к лучшему: в масштабах небольшого полигона малое число населения создавало эффект огромных расстояний: степь, море высоких трав, разогретых жарким солнцем, была пуста, и до ближайшего стойбища нужно было идти и идти...
Что характерно, в момент начала игры погода резко испортилась, словно боги испытывали и тех немногих, кто приехал и решил все-таки играть. Мокрые, как мыши, мы разошлись по своим юртам (каковые называли только по-монгольски, "гэр"). Сын мой Тэмуджин, переменив мокрый халат на сухой, отправился по делам - навещать соседей, выяснять, готовы ли они принять его сторону? Мы, женщины, остались хлопотать по хозяйству. Гостей следует принимать со всем возможным радушием, иначе обидятся, и беды не оберешься...
Такое вот было начало. Мы сушили промокшие вещи над костром и рассказывали друг другу сказки, притчи, все, что в голову придет, чтобы не скучать. Потом я поручила прислужницам наломать свежего тростника и устлать земляной пол, чтобы гости не ступали по грязи, а сама прилегла отдохнуть, и тут мне приснился такой сон, что я резко проснулась и немедленно послала за шаманом.
- Слушай, какие видения пожелали мне прислать боги! Будто смотрю я на очаг в нашем гэре, точь-в-точь как он есть на самом деле, и рядом с ним стоит чаша, та самая белая с голубым узором, которую мы гостям подносим, и в ней налито немного жидкости - чая или вина, уж не могу вспомнить, и на глазах у меня вдруг начинает эта жидкость подниматься, доходит до края, переливается, и течет ручейком к порогу, через порог, и вдруг превращается в широкую реку, уходящую вдаль... Что скажешь? Как истолкуешь этот мой сон?
Шаман посмотрел на меня почти испуганно: прежде чем ответить, он, видимо, хотел сообразить, выдумала я сон или действительно увидела. Но истолкование, понятно, было весьма благоприятное: начало реки, затопившей весь мир, - в нашем доме...
Однако поначалу ничто не предвещало великого будущего. Мой сын вынашивал свои замыслы исподволь, прощупывал почву, ездил из становища в становище, подолгу гостил у своего друга и побратима Джамухи. Мне оставалось только стоять у двери нашего дома, когда тени от деревьев удлинялись и багровое солнце скатывалось к краю степи, да высматривать, не едет ли сын со своими нукерами, не пора ли ставить котел на огонь?
Однажды утром порог нашего гэра аккуратно - чтобы ненароком не наступить на него, ведь это самое страшное оскорбление для хозяев! - переступила печальная девушка в скромной синей одежде; она рассказала, что происходит из небольшого рода, в прошлом богатого, но погубленного болезнями и засухой, осталась круглой сиротой и никак не найдет себе пристанища. Я приняла ее к себе в дом как названую дочь. Девушка сделалась доброй помощницей мне и подругой моей дочери Тэмулун. Она оказалась весьма искусной в рукодельи и разрисовала стены гэра красивыми завитыми узорами и фигурками пышногривых коней.
А потом настал день, когда Тэмучжин попросил у меня шитый моими руками голубой шелковый платок и уехал; я поняла, что нужно ждать важных перемен, и не ошиблась: вернулся сын с молодой женою Бортэ. Невестка поначалу смущалась и была неловка, но вскоре освоилась и стала совсем своей.
Так вот дальше и покатилось. Мужчины уходили в степь, ссорились, мирились, а у нас, пятерых женщин, была своя жизнь, полная постоянных забот и простых развлечений. Наше становище располагалось на опушке дубового леса: его тень спасала нас от летней жары, его чаща служила источником дров, грибов и ягод и защищала от врагов. В лесу жило многочисленное племя жуков-рогачей, они, совсем как люди, ссорились, соперничали, женились, и было так интересно наблюдать за ними! Одного жука, надкрылье которого повредил в драке соперник - проткнул рогом так, что осталась вмятина - мы сразу узнавали, особо уважали и всегда, проходя по двору, смотрели под ноги, как бы не задавить невезучего, но живучего Дыркина (таким прозвищем его наградили).
Когда по вечерам жара спадала и мы могли вздохнуть свободнее, выходили на берег большой реки, полюбоваться ее плавным и сильным течением, полетом ширококрылых орлов и юрких зимородков, проплывающими мимо ладьями иноземных торговцев, везущих непонятные грузы в неведомые страны. Если рядом не было шамана и никого из мужчин, рисковали нарушить предрассудки и, сбросив халаты и шаровары, в одних рубашках плескались в теплой, приятной воде. Пусть мужчины опасаются лезть в воду, чтобы не смыть свою удачу - нам-то терять нечего, ибо какая может быть у женщины удача?
Редко удавалось нам выбраться куда-нибудь дальше, чем в лес за дровами или на берег. Поэтому мы очень обрадовались, когда по степи разнеслось известие, что Джамуха устраивает у себя, уж не помню, по какому поводу, большой праздник. Нарядившись в свои лучшие наряды (у Бортэ - мягкие красивые сапожки, у Тэмулун - шапочка, обшитая монетами, у меня китайское парчовое платье с золотыми драконами, повязка из индийского кашмира с ярчайшими алыми цветами, ожерелья, браслеты...), в сопровождении двух нукеров и почтенного шамана мы отправились в гости в дальнее становище.
Степь жарко дышала нам в лицо целебными настоями разнотравья, звенели жаворонки, простор и приволье заставляли забывать о зное, о кусучих оводах, о трудной дороге. Род Джамухи проживал на другом краю степи, также под деревьями, и был весьма богат. Для нас постелили мягкие кошмы, чтобы присесть, подали на расписном блюде медовое печенье, вкусную чистую воду. Пока мы отдыхали и насыщались, хозяин призвал своего и нашего шаманов - обсуждать правила предстоящих состязаний. Его нукеры отправились в степь - размечать расстояния для скачек, устанавливать мишени. Когда все гости съехались, шаманы пустились в пляс, потрясая бубнами и погремушками, чтобы отогнать злых духов, и лишь затем участники состязаний потянулись за Джамухой в степь.
Первыми сошлись борцы. Темучжин бороться не вышел. Это насторожило меня: если ему взбредет в голову уклоняться от всех упражнений, стыда не оберешься!
Но я беспокоилась напрасно. Мой расчетливый сынок выбрал те виды состязаний, где мог показать себя с наилучшей стороны. В скачках он пришел к цели первым. Из поединков на саблях вышел победителем. Мои дочери волновались, всплескивали руками, но я успокоилась и теперь могла вполне наслаждаться праздником. Любопытно было наблюдать за разницей в приемах, в ухватках воинов из разных племен, разных возрастов. Запомнились двое молодцов, которые, желая превзойти друг друга удалью, разошлись вовсю, показывая приемы один искуснее другого, и под конец, не сговариваясь, вздумали доконать противника сверхсложным финтом, но поскользнулись на примятой траве и повалились, причем один схватился за лоб, а другой взвыл, прикрывая некое место, куда первый, падая, угодил каблуком... Боги великие, как же мы хохотали! Не было среди собравшихся женщин ни одной, упустившей возможности высказаться по поводу обоих героев; но при всем их стремлении к славе подобной популярности они явно не искали.
Так или иначе, рубка завершилась благополучно. Дальше наступил черед лучников. Им следовало выпустить три стрелы в мишень - грубо намалеванную на полотне физиономию врага, злого татарина. Для пущей трудности полотно было не натянуто, а закреплено только сверху, как флаг. Желающих пострелять набралось много. Они справлялись с задачей лучше или хуже; Тэмучжин выждал, пока не остреляются все, и лишь тогда стал на линию, обозначенную палкой, кинутой в густую траву.
Я ахнула: лицо его вдруг окаменело, глаза сузились, словно он и впрямь видел перед собой врага из ненавистного племени, сделавшего меня вдовою, а его - сиротою. Конечно же он всадил две стрелы в шею нарисованного врага, а третью - точно в лоб. Под привественные крики соплеменников Тэмучжин подошел ко мне, опустился в траву и, достав из-за пазухи шелковый платок, отер вспотевший лоб...
По овзвращении домой наш шаман...
Степь запомнила этот праздник. Как-то само собой, без специальных усилий со стороны Тэмучжина вожди и старейшины монгольских родов зачастили в наш скромный гэр. Мой сын мало-помалу приобретал все большую популярность. Я-то знала, что он заслуживает всяческого почета, и радовалась его успехам. Заодно и все наше семейство поднималось до нового, более высокого положения, моим дочерям уже не нужно было беспокоиться о женихах...
Все это проявилось и стало наглядно для меня в одном незначительном житейском случае. Согласно древним обычаям, в гэре выделяется женская часть слева от входа и мужская - справа. Соответственно, и одежда, и утварь, связанная с деятельностью мужской либо женской, должны храниться справа или слева. Я всегда придерживалась этих установлений, тем более что они были удобны для поддержания порядка. Однажды я обнаружила оружие и снаряжение Тэмучжина на женской стороне, поворчала и перенесла куда следовало. Это повторялось еще несколько раз. Наконец случилось, что Тэмучжин, вернувшись из очередной поездки, на моих глазах уложил саблю, пояс и плетеный кнут слева от входа.
- Сын, - сказала я строго, - так не годится. Ты же прекрасно знаешь, где все это должно лежать. Разве не помнишь ты, чему я тебя учила?
- Помню, - ответил он. - Но мне так удобнее.
И я больше не возражала, ибо только великий человек может столь легко отмахиваться от обычаев, освященных древностью!
Потихоньку год катился к концу. Настала пора осеннего праздника. "Много народу будет, нужно принять, чтобы все довольны остались", - сказал Тэмучжин. Как мы готовились! Весь сор из гэра повымели, подновили узоры на стенах, переменили тростниковую подстилку. Дочери просеивали муку, раскладывали сухое печенье по блюдам, Бортэ развешивала светильники. Подруга моя и помощница Хоахчин, согнувшись в три погибели, раскатывала тесто на пирожки...
Наконец гости стали сходиться. Переступали порог, степенно здоровались, я (при полном параде, вся в ожерельях, и браслетах, и лентах) кланялась им и указывала, куда садиться. Тэмучжин и Бортэ, он в ярко синем халате, она - в ярко-красном, сидели бок о бок на главном месте у очага.
Завязалась беседа о делах в степи: о погоде, о меркитах, которые крадут девушек и лошадей, о том, что неплохо бы собраться да всем вместе проучить зарвавшееся племя. Престарелый хан кераитов рассказал много интересного о странной вере, принятой недавно их племенем - вере в единого бога, доброго, не в пример нашему Тенгри-хану, которого не обязательно нужно задабривать жертвами, достаточно только кормить священника, а тот будет читать молитвы, и тогда все будет - и хлеб для людей, и корм для коней, и хорошая добыча на войне. Женщины восхищенно всплескивали руками. Тэмучжин слушал и затаенно улыбался.
Вкусный пар, поднявшийся над котлом, отвлек народ от важных речей. Пирожки, сваренные на пару, были готовы. Хоахчин вылавливала их из котла, складывала в миску. Я брала эту миску и ложку, обходила круг гостей и протягивала каждому горячий, сочный пирожок. Одни брали их прямо в рот, другие - в руку, натянув длинный рукав халата, чтобы не обжечься. Так ходила я, пока весь котел не опустел. Потом настало время для сватовства. Известный батыр Аракчи захотел взять в жены мою воспитанницу. Тут же были свершены все положенные обряды. А Тэмучжин завел с вождями родов беседу о полезности объединения сил, и все загомонили, поддерживая его.
Наконец, с пожеланиями благополучия и успехов, гости разошлись. Затихли звуки боевых и шутливых песен, коими развлекал общество один из нукеров Тэмучжина. Пригас огонь в очаге. Завтра нам предстояло много хлопот: сворачивать гэр, складывать пожитки и уходить в кочевье, в иной, широкий мир. Но прежде чем лечь спать, как подсказывало благоразумие, я вышла на берег реки: она текла бесшумно и плавно, будто в том моем вещем сне, слегка поблескивая в лунном свете, предвещая множество событий, но предугадать их заранее никто не мог...

Алина Немирова,
г. Харьков

Напечатано в N 23 журнала по ролевым играм «Мое королевство»

предыдущий текст

оглавление

следующий текст

Рекомендации

Комментарии (0)