продолжение И тут... опять пришел Глорфиндейл. Мертвый. Его чуть тронутые косметикой глаза выстрелили мне прямо в сердце. "Вот видите, сестра, - сказал он, - к чему привели ваши советы". Я чуть не лишилась дара речи от такого обвинения. Но с мертвыми не спорят. Почти все он - зомби, служащие мастеру игры. Я лишь позволила себе напомнить Глорфиндейлу, что всегда сопротивлялась безумному и хаотическому выступлению, и что сегодня утром никто не зашел за мной на смерть. Глорфиндейл сказал, что из Мандоса он больше ни ногой, баста, отмучился. Я поняла, что остаюсь без союзников. Ко всему прочему выяснилось, что Элронд тоже мертв. И Кирдан Корабел. Владыка Лориэна погиб еще накануне (не раскусил предателя). Кстати сказать, такой переориентированный врагом предатель был приведен в наш лагерь днем раньше. У него была мания убийства Кирдана, но я совершила над ним акт экзорцизма. Парень попался шутливый, и когда ему предложили выбрать любой предмет, который олицетворяет вражескую волю, он выбрал гигантскую корягу. Вот и нес ее почти к реке, скребя по дерну сучьями. Надеюсь, что он испытал облегчение. - Где Элрондово кольцо? - спросила я Глорфиндейла. - Неизвестно, - ответил он. И тут подошли те самые эльфы Эрегиона, которые знали об объединении трех колец. Их речь сводилась к следующему: "Умереть Галадриэль успеет всегда, а как же наше дело?" Я оказалась заложницей своего долга. Впрочем, я была ею с самого начала, просто теперь все стало неумолимей и жестче. Саурон сшибает эльфийские кольца для личной коллекции, - сказали мне, - надо сохранить хотя бы одно, уезжайте. ... Даже белое офицерье не покидало родину с такими кошками на сердце, как у меня. Жажда немедленной развязки и долженствование устроили в моей голове малый Армагеддон. Но от меня ждали "эльфийской политики, све-е-е-тлой такой " (мастерская вводная). Значит - в Нуменор. Не успели мы отчалить, как на берег взбежал Саурон, на ходу крича: "Галадриэль. На поединок!" Его крики разбились о нашу корму. Бой приняли оставшиеся на берегу во главе с Келеборном. По дороге я узнала, что Гил-Гэлад погиб, и где его кольцо - неясно. ... Нуменор принял нас настороженно. Мне же нужна была императрица, поскольку библиотекой владела она. Но императрица принимала ванну. Нас просили подождать - и мы пошли к казармам. И тут... Из-за огромных сосен вылетел орел Манвэ. В когтях он нес израненный труп моего супруга. Вот теперь это был финиш. По имеющимся у меня сведениям, Глорфиндейл, Элладан, Элронд, Гил-Гэлад, Келебриан и Келеборн были мертвы. Кольца, видимо, тоже (если они у Врага). Кто остался в лавке? "Кто? - спросила я, - Кто остался?" Мне казалось, в небе открылась дыра, и из нее страшно сквозит. И тут Галадриэль разрыдалась. Наверное, она любила своего глупого деревянного короля. Она вспомнила, как он произносил чудовищно длинные добрые тронные речи. Как разбивал временные лагеря, как пел народу песенки, вытирал эльфенышам носы, ковал мечи, заклинал стихии, венчал чужие свадьбы. Как хмуро он смотрел в пространство, когда с него писали портрет, а все заглядывали художнику через плечо, как народ называл его "вашество". Вот и все. Я осталась одна.
Горе Галадриэли было так велико, что когда она обрела способность воспринимать действительность - тело Келеборна уже стали поднимать на Менельтарму - священную гору нуменорцев. Оказывается. можно было попытаться вернуть дух короля у Мандоса, поскольку и орел Манвэ и Менельтарма близки к валар, вдруг они поспособствуют.
Я решила, что умру - но верну Келеборна. Я была не просто одна - я осталась одна против всех. Я готова была идти к Намо и петь ему колыбельные до хрипоты. Взять квэст. Сделать что угодно, лишь бы сохранить того, с кем можно было безболезненно поделится ответственностью. Да, похоже эльфийская любовь на 3/4 состоит из чувства локтя. Поэтому, когда ко мне подошел опальный нольдор и предложил свою жизнь в обмен на жизнь Келеборна, я пропустила это мимо ушей: слишком просто.
Мы поднялись на вершину. Небо пылало, ветер гнал тучи. Спустился лиловый гонец от Намо. Я не хотела обрядности. Любая ритуальность в моем положении казалась мне кощунственной.
Поэтому я повернулась спиной к телу короля, над которым нависали два стервятника (орел Манвэ и орел Намо, видимо) - и отошла на западный край вершины. Я говорила в закат.
Это было трудно, поскольку я не могла пресечь слез, они подло капали, и, видимо, лишали мои слова должного веса. Я просила квэст, испытание, я предлагала смерти сделку на любых условиях. Потом меня дернул за рукав опальный нольдор - и я предложила еще и его. Потом орлы с трупом удалились на совещание и велели всем ждать. Застыть, как стояли - и ждать.
Ждали мы сорок минут, возможно, час. Стемнело. Поднялся пронизывающий ветер - на открытом месте ему ничто не мешало. Эльфы мои стали кутаться в плащ - один на пятерых, остальные перебирали ногами. Кроме того, выяснилось, что император Нуменора все это время рыл копытом землю от злости: мы, по его мнению, без спроса осквернили нуменорскую вершину, и стало ясно, что библиотеки мне теперь не видать. Гвардия императора пыталась нас сдвинуть с горы, но власть Валар непререкаема. Ни император, ни гвардейцы не знали толком, кто оккупировал их высоту - было темно, и мое спасительное белое платье висело дома на ясене. Галадриэль походила на оруженосца, который до сих пор не смирился со смертью государя.
Наконец прилетели орлы и свершился суд. Намо взял нолдора в обмен на Келеборна. Все. Я была безумно разочарована. Я думала, Намо - нечто большее, чем просто лавочный меняла.
Вскоре выяснилось, что Намо на меня очень зол, уже два дня. Его злость укладывалась в формулу: "Что же ты, сволочь, до сих пор жива". Как бы то ни было, я добилась своего. Нолдор же, уходя в Чертоги, оставил мне свой меч, сказав: "Этот меч, Владычица, поможет вам возродить Раздол. Поклянитесь, что сделаете это". "Клянусь!" - сказала я. Воссоединение монарха с подданными чуть не переросло в фестиваль, однако стоило все же добраться до библиотеки. Императрица не сердилась на осквернение Менельтармы. Но сведений о кольцах здесь не нашлось. Были ли эти сведения вообще? Не знаю. Эльфы Эрегиона рассказали все, что знали. Но это же знала и я. У меня не было выбора: если книга не написана, ее стоит придумать. "Я создам этот обряд, - решила я, - и если он совпадет с мастерскими разработками, значит я все сделала правильно, и магия Саурона будет блокирована. Я не знала даже, где находятся кольца. Но рискнуть стоило. Мы отплыли домой. Там состоялась вторая серия воссоединения с народом. У нас почти не было потерь. Пол-ночи все пели и плясали от счастья. Но маховик заговора уже был запущен: под покровом тьмы по просторам Средиземья уже шли наши гонцы. Операцию "Кольцо" назначили на шесть утра, когда Саурон пьет утренний кофе. Всем народам свободной воли предлагалось в это время собраться у Раздола (сначала мы хотели "магичить" в лесу Бомбадила, но нас отговорили.) К четырем утра гонцы стали возвращаться. Вести были добрые. Кольцо Элронда у его старшего сына, которого откачали; кольцо Гил-Гэлада у самого Гил-Гэлада (этот последний то ли не погиб, то ли погиб и возродился снова, то ли что-то среднее. Говорят, кольцо так вросло в его палец, что даже Намо не смог его снять. Доигрались в жадность.) В пол-шестого я надела белые брюки, ибо шла на войну, взяла клинок обетованный, чашу и три свечи цвета триколора - и мы двинулись бить Саурона. Это был незабываемый вояж. В тумане и росе приблизились мы к Гавани. Там все спали. Клинком я раздвинула створки палатки Гил-Гэлада. Он был в пижаме, но свет Амана уже загорелся в его глазах. Стало ясно, что вечерний договор - дело прошлое, и надо всех будить самостоятельно. Полетели гонцы. Мы, Гавань, остатки Виньялонде вышли на поле - и тут вдали замерцали знамена Нуменора и Гондора. Подошла Остранна. После братания все вошли в Раздол - и сразу стало очень тесно. Раздол поднялся как один. На пляжной отмели перед крепостью все и произошло. Перед действом к нам подошел парнишка в вислой шляпе и сказал, что он тут единственный на весь свет Хоббит. Келеборн поцеловал его в лобик. Обряд был очень строг. Все, кто в нем участвовал, образовали огромное кольцо. В центре стояла чаша. От нее в три стороны света отходили три меча, и возле каждого стояло по источнику света (синяя свеча - к Манвэ, белая - к Ульмо и алая - к Ауле). Келеборн сказал о смысле мероприятия. Потом в тишине хранители колец сошлись у чаши, зажгли светильники и призвали свои стихии в свидетели. Гил-Гэлад обратился к Ауле, стихии огня - и край солнца показался над деревьями. Появились тени. Элладан обратился к Манвэ - и в верхушках деревьев зашумел ветер. Он гулял по верхам весь последующий день. Интересно, что свечи в наших руках не гасли. Стихии не враждуют. Я обратилась к Ульмо. Но где оказался Ульмо, я скажу потом. Мы соединили кольца над чашей (Гил-Гэлад так и не смог снять своего). Даэрон вышел из круговой поруки и тихонько запел. Когда музыка кончилась, мы встали, обратились лицами по направлению клинков, и стали ждать решения владык.
Подошедший мастер спросил меня: "Что вы просите конкретно." Пришлось повторить, что мы просили блокировать магию. "Хорошо," - скупо сказал Мастер.
И тут на поле показалось воинство тьмы. С какими криками ликованья "светлые" побежали сражаться! Для меня это была победа. Когда сзади подлетел Саурон, намереваясь видимо, колдонуть, а мастер пошел ему наперерез и шепнул что-то, было видно, как челюсти Властелина щелкнули. Должно быть, он выругался.
Все было прекрасно, кроме одного: мастерам это не нравилось. "Где вы были вчера?" - спросили они. И еще: "Это был слабый обряд." Я, естественно, согласилась. Наша оценка стояла в другой графе - вокруг взошедшего солнца образовалась радуга из трех колец: белого, синего и алого. Это пришел Ульмо: концентрация водяных паров в воздухе дала такой поразительный эффект. Лукаво кося глазом вверх, я со всем соглашалась. Саурон обессилел - и сделала это я.
Потом случился обычный военно-полевой маразм. Саурон воззвал всех владык, включая Галадриэль (это он подчеркнул) на поединок на мечах. Я ждала этого, и у меня было оружие. Я пошла было драться (причем я была уверена, что убью его) - но благородные владыки оттеснили меня в хвост очереди. Вышел Элладан - и убил Саурона (Снял хиты? Он почему-то потом восстановился, но я этого так и не поняла). Потом дрались с назгулами. Снова почти убили Келеборна. Потом "черные" побежали - а "белые" за ними. На пыльном поле битвы остались абсолютные победители - я да Келеборн.
Драка, как известно, выродилась в народное стояние под Мордором. Мир был тих и пуст, и в небе стояли кольца. Мир без магии, мир застывшего времени, он принадлежал нам. Мы отправились с Келеборном гулять по этому миру, как восьмиклассники после выпускного вечера. Мы прошли пустые крепости, посидели на призрачной башне у моста. Подошли к стенам Мордора. Там было плохо: закисание, медленно умирающая жажда действия. Только Арвен была хороша. Она просто пела.
Никто нас не остановил, не тронул, даже не попытался попугать. Приключаться было не с кем. Игра кончилась.
Последней каплей было очередное воскрешение Элладана (третье уже), которого вынесла из битвы жена. Оживляли его на том же пляже. А через пляж шли какие-то тинэйджеры в кедах, хлюпала вода, доносился здравый смех. В Элладана воткнули свечку - и она поминутно гасла. Это было нехорошее действие, некромантия. Оживляли Элладана, чтобы заткнуть им брешь в строю. Так чинят катапульту. Чтоб опять работала. Я не участвовала, просто сидела рядышком. Я была уверена, что мастера прекратит это безобразие. Но... они не только согласились с ним, но и утвердили оживление.
И тут я поняла, что где-то мы не совпадаем.
Любопытно, что сразу после бегства "черных" с поля к нам с Келеборном подошел тот опальный нольдор, чей меч я держала в руках. Он сказал: "Спасибо за исполнение клятвы". "Но Раздол не был разрушен, - сказала я". "Он был разрушен, - возразил нольдор, - Там царил полный распад, я видел его накануне: он не поднялся бы вновь. А сегодня он встал весь - и погнали черных восвояси. Вы это сделали." "Может быть и я, - но никто об этом не узнает." "Надо сейчас же идти к мастерам и все им рассказать. Войти в Раздол и сказать всем". "Нет, - сказала я, - я не хочу унижаться. Я не понимаю такой игры. Когда надо требовать плюшки насильно. Если бы мастера ждали от меня подвига - они бы знали, что я делаю. Но они не ждут. Все мои уровни меня удивляют."
Возможно, я очень жестоко обошлась в сердце своем с мастерами. Но в течение игры я их не видела. Они жили в Раздоле, и нами не интересовались (нашего прекрасного посредника, который жил в Раздоле, я ввиду не имею. Но посредник - это не мастер, это отец родной.)
Все встало на места на следующий день. Пришла Екатерина Кинн, оглашающая результаты игры "эльфийского блока". И сказала: "У вас нет никакого отыгрыша."
-Совсем никакого? - не поверили честные мы. А надо сказать, что наш отряд насчитывал теперь гораздо больше человек, чем было сначала; к нам перебежали все, кому тяжело дышать в других местах. Мы этим гордимся.
- Вы ничего не сделали для игры, - констатировали нам.
И стал день. Правда, потребовалось около четырех часов, чтобы выяснить, во что же тут надо было играть, дабы запечатлеться на игре.
Итак, эльфийский блок был очень подробно разработан (полтора часа из приведенного выше времени занял рассказ, как тщательно была прописана мастерами каждая легенда. Преклоняюсь перед таким сизифовым трудом). Перед каждым персонажем было поставлено несколько "точек выбора", но глупые персонажи эти точки пропускали. Мы вот тоже пропускали, но про нас вообще речи нет. Что это за загадочные точки, загадочный выбор? Он относится к "Правде короля".
А это самое главное. По правде короля и был построен эльфийский блок. Я не знала, что это такое. Мне объяснили: правда короля - это когда король прав в любых обстоятельствах, и его слово - закон. Вассалы короля идут на смерть, зная, что его слово - закон. Вассалы короля идут на смерть, зная, что погибнут. Они это знают - и их это устраивает. Они, конечно, гибнут. Это правильный выбор. Для иллюстрации мне описали прекрасную гибель Глорфиндейла - как он шел на смерть, и все видели вокруг него купол света, мне описали каждый удар, который он нанес, и который нанесли по нему. И распахнутые глаза, и очарование гибели на миру. Потом описали гибель Элладана - с такими же подробностями. Потом - избывание плена Даэроном. Как он падал, поднимался, пел... Все это было эпично, и впечатляло как мужской стриптиз. Единственное, что было неясно - вот у нас тоже был король, его слово было законом. Все делали, что велит. Его защищали, оживляли. Что неверно? В ответ мне снова описали гибель Элладана и Глорфиндейла. Я сказала, что наш король тоже накрывался медным тазом, и тоже от Саурона. Мне описали гибель Глорфиндейла.
Программа зависла.
А дело вот в чем. Если смотреть в корень, то весь эльфийский блок имел скрытый архитипический сценарий. Он был построен не толкиенистических (христианских) ценностях, а по скандинавскому образу это далеко не одно и то же. Люди, думающие, что Толкиен и Старшая Эдда - это одинаково, очень заблуждаются. Дело тут не в сходстве каких-то лингвистических морфем или визуального ряда (элементы быта, одежды, и.т.д.). Это внешнее сходство давно набило оскомину. Дело в том, что ценностными понятиями в мире Толкиена и в мире Старшей Эдды являются абсолютно противоположные вещи.
Действительно, слово древнего конунга имеет абсолютную власть. Конунг окружал себя комитатом (кровным братством сородичей), каждый член которого был один за всех. Комитат дважды соединен узами крови. Кровью друг друга (побратимство) и кровью преступления (омочить клинки в крови общего врага). Правда, для скндинавов это было не преступление., а единственный способ выжить. Поэтому идти или не идти в бой, на смерть - таких вопросов просто не возникало. Надо идти одному против сотни - и умереть с оружием в руках - и войти в Валгалу. Война была самым ценностным понятием в этом мире, ей подчинялось и служило все, она придавала жизни смысл. Единственный выбор, который стоял перед людьми - умереть в бою или нет. Если "умереть" - значит, Валгала, награда, и выбор верен. Если нет - тогда ничего нет, ты просто трус.
Говорят, когда в северные страны привезли Евангелие, его поняли очень быстро и без проблем. Христос - это второе имя Одина. Оба законодатели, вожди, оба принесли знание (один - Слово, другой - Руны), оба однажды пожертвовали собой, и оказались прибиты к дереву (Крест и Иггдрасиль). Апостолы - это комитат. Единственное слово, которое не смогли адекватно перевести - это слов "мир" (агнец божий, взявший грехи мира - даруй нам мир"). "Мир" не как передышка между боями, а "мир" как "все". "Мир" как абсолютная ценность, к обладанию которой стоит стремиться. Этому "миру" в христианстве противоположно небытие, смерть духа. У скандинавов "Мир" ничего не стоит, поскольку "все" - это битва, война. А мир можно перевести лишь как "Дар", "драгоценность" или "награду".
Итак, именно скандинавская модель была предложена нам всем для отыгрыша. Боюсь, что скандинавистов на свете не так много, во всяком случае я к ним не принадлежу. Все эти хитрости с выбором, естественно, не сработали поскольку для нормального человека выбор есть всегда (мир и война-как-месть равноценно), а для скандинава, по сути, нет (умереть или струсить - выбор лишь один - смерть). Любопытна и необходимость уклоняться от последствий такого выбора: а если все персонажи быстро перемрут, браво следуя загрузу, кто будет играть? Поэтому персонажи и возрождались. Когда собой, когда родственником (Келебриан-Арвен). Смерть абсолютно обесценилась, но это никого не волновало. Вот и шизофрения с третьим кряду возрождением Элладана прошла на ура.
Еще более интересен вопрос о награде. Если герой совершал неправильный выбор (не принимал бой) - то он дисквалифицировался. Если он совершал правильный выбор (шел на верную смерть один против ста) - он получал награду. "Какую?" - резонно спросить, - И где? Он же умер." Нет ребята, Он оставался жить в песнях скальдов.
Честно скажу: я тут же захотела истечь кровью под хэви-металл. И теперь хочу. Потому что все, что мы сделали на игре, не имело никакой ценности. Потому что мы двигали политику блока, а надо было двигать себя. МЫ были стратегами - а надо было быть смертником-одиночкой. Мы жили для мира, а надо было пасть под колесами войны. Что сдвинули в игре смерти эльфийских владык? А ничего. На это и не было рассчитано. Появились песни скальдов. Не правда ли, по стервятниковски?
Вы слышали эти песни? А я- да. Трижды мне описали смерть Глорфиндейла, дважды Элладана, и один раз - Даэрона. Но кто? Верно, мастер. Это был единственный скальд, развернувший кровавое полотно для собственного удовлетворения.
И последнее. Известно, что скальда нельзя перебивать. За это полагалась смерть. На игре автоматически все поющие люди попадают в разряд скальдов., даже если сами они этого не хотят. Поэтому моя беседа с Глорфиндейлом на фоне пения была так затруднена. Поэтому мастер разгневался. Вот так стасовалась колода.
Сейчас я вижу, что гнев игрового Намо, ходоки-трупы, бесконечные провокации к бойне - все это было призвано "включить" меня в скандинавский сценарий. Простите, милые. Я играла в Толкиена, а не в Старшую Эдду. Следующий раз умоляю честно предупредить, что к чему.
Меня еще занимал вопрос: неужели блокировка Сауроновской магии никак не повлияла на игру?
-Это был не самый лучший из возможных вариантов, - сказал мастер.
- А какой - лучший?
...Можно смеяться, можно плакать - но мне ответили.
- Вот если бы вы, эльфийские владыки, вышли одни против всего черного воинства, зная, что идете на смерть, и умерли бы там, тогда...
первая
наверх